О Диссертации Боташевой Ларисы Хасанбиевны

Недавно в институте этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН блестяще защитилась и заслуженно стала кандидатом исторических наук БОТАШЕВА ЛАРИСА ХАСАНБИЕВНА. Её научная работа «Детский цикл обычаев и обрядов у карачаевцев» поражает глубиной и достоверностью. Оказывается, у нашего народа есть и истинные исследователи-историки. Радуясь этому, читателю для ознакомления даем общую характеристику диссертационной работы Ларисы Боташевой, взятой из её автореферата.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования
Диссертационная работа посвящена проблемам этнографии детства у карачаевцев в конце XIX — начале XX в. Несомненную ценность для науки представляет последовательное рассмотрение предмета исследования. Не менее важна и его актуальность. Правомерность такого заключения подтверждается значительно возросшим в последние десятилетия интересом этнографов, психологов и социологов к исследованию детского цикла обычаев и обрядов.
По справедливому замечанию И. С. Кона, «мир детства и способы воспитания детей — старый и, вместе с тем, вечно новый предмет науки о человеке и обществе». Г. Стенли Холл отождествлял стадии роста человека со стадиями общечеловеческой культуры. Он утверждал, что развитие каждого ребенка воспроизводит историю человеческого рода. В современной этнографической науке даже оформилось самостоятельное научное направление — этнография детства.
Нельзя не согласится с мнением Ю. В. Бромлея о том, что «ядром предметной области этнографии является традиционно-бытовая культура, а главной познавательной задачей, стоящей перед этой наукой было и остается исследование всех сфер жизни народа, в которых проявляется этническая специфика». Это в полной мере относится к изучению как семейно-бытовой обрядности вообще, так и обычаев и обрядов, связанных с рождением и воспитанием ребенка, в частности.
Актуальность исследований в этой сфере обусловлена еще и тем, что этот комплекс обычаев и обрядов способствовал трансмиссии межпоколенной культуры и ритуализированно оформлял процесс биологического и социально-культурного воспроизводства народонаселения, который является главным условием существования любого этноса.
Без пристального изучения этой многокомпонентной системы и понимания механизмов ее трансформации невозможно даже приблизиться к решению таких глобальных проблем современности, как планирование семьи и демографическое прогнозирование происходящих в ней процессов.
Несомненный теоретический и практический интерес для исследователей и педагогов представляет обращение к народному опыту семейно-общественного воспитания. Процесс приобщения детей к определенной системе знаний, опыта, социальных норм и этнокультурных установок, накопленных старшими поколениями, обеспечивает сохранение и развитие этноса.
Интерес к народной системе воспитания в последнее время настолько возрос, что в современной педагогической науке даже оформились самостоятельные научные направления — этнопедагогика и этнопсихология, а в программы вузов были введены соответствующие учебные дисциплины.
Детский цикл обычаев и обрядов, в силу присущей ему консервативности, представляет несомненный интерес с точки зрения анализа ранних форм религии, архаических, семейных и социальных институтов и, наконец, создает условия для соответствующих исторических реконструкций.
Все это делает понятным интерес, проявленный исследователями к данной теме. В последние десятилетия появился целый ряд научных работ, посвященных этнографии детства. Проблемы детского цикла обычаев и обрядов у народов Кавказа стали объектом внимания целого ряда ученых. Особенно подробно они были освещены в работах Я. С. Смирновой, С. Ш. Гаджиевой, Т. 3. Бесаевой, С. Д. Дбар, Л. Т. Соловьевой. Вопросы народной педагогики на кавказском материале были рассмотрены в работах Я. С. Смирновой, М. Б. Гуртуевой, Л. К. Гостиевой, 3. И. Хасбулатовой, С. X. Мафедзева, Н. Д. Пчелинцевой, Г. X. Мамбетова. Мир детства у осетин, грузин, азербайджанцев, абхазов стал объектом диссертационных работ.
На карачаевском материале этой теме посвящена лишь основательная статья И. М. Шаманова, некоторые вопросы детского цикла карачаевской обрядности рассмотрены в работах Я. С. Смирновой, И. И. Меремшаовой, М. Д. Боташева. Но так как данные авторы рассматривали эти проблемы в рамках собственных исследовательских задач, то интересующие нас вопросы в них затронуты недостаточно полно. В контексте сказанного, актуальность предпринятого исследования обычаев и обрядов детского цикла у карачаевцев не вызывает сомнений.

В ранние 1920-е годы кавказские горцы, еще не знавшие и даже не предчувствовавшие, какой ценой предстоит им самим и их потомкам оплатить великое заблуждение революционных переворотов и социалистических экспериментов, очень доверчиво относились к жившим в далеких северных российских столицах пролетарским вождям. Тогда акыны и ашуги слагали героические сказы и песни о Ленине, и люди в еще не радиофицированных горных аулах и степных станицах пересказывали эти легенды и пели, на своих языках, на свой лад, эти песни, которые согревали их сердца надеждой и возбуждали верой в возможное чудо.
Позднее Расул Гамзатов расскажет об этих людях:

«... Как мечтают морозной зимой о весне
И, как в полдень палящий, мечтают о тени,
Так усталым, измученным людям во сне
Снился Ленин. Им казалось:
Он был выше сосен и гор,
Вынет шашку - враги разбегаются в страхе,
Им казалось, что острый, как лезвие, взор
И блестит и горит из-под черной папахи...»

К счастью для Билала Лайпанова, на Ленина он не похож, и к счастью для карачаевцев наступившего 21 века, им давно уже не снятся богатыри-освободители. И все же мне кажется, что если бы сегодня аксакалов поселка Хурзук, хорошо знающих древний род Лайпановых и не забывающих об удивительной судьбе его младшего представителя, ставшего в далекой Москве известным «джазыучу» (писателем), или карачаевских школьников, слышавших от своих родителей о бушевавших здесь дни и ночи бессрочных митингах поздней осени 1991 года и о пламенном ораторе и вдохновителе этих митингов, попросили нарисовать, красками или словами, портрет Билала Лайпанова -непременно появились бы и черная папаха, и сверкающий взор, и стать и рост, сопоставимые с высотой Священного Дерева и твердостью Священного Камня Карчи - Карачая.
А в обычной жизни, в столичной круговерти, в сутолоке московского метро, в стандартной квартире пыльного микрорайона1 Текстильщики, среди земляков, образующих небольшую карачаево-балкарскую общину в Москве, и среди своих московских коллег, Билал Лайпанов - обыкновенный человек, скромный, ничем вызывающим не приметный, и ничто человеческое не чуждо ему в этой повседневности -ни каждодневная забота о хлебе насущном, ни ответственность за свою маленькую семью, ни тревога за сына перед надвигающейся тенью призыва в армию, ни разочарования в неверных друзьях, ни обманчивые иллюзии, ни отчаянное бессилие перед собственным государством, которое уже привычно предстает перед своими гражданами в обличье насильника под черной маской и в пятнистой омоновской униформе.
Однако, мощная радиация духовной энергии, ее стремительные и неожиданные выбросы за черту обычного и за черту возможного, выше стандартного и выше оптимального уровня работоспособности, веры, мужества, гражданской инициативы и заинтересованности в общем деле, солидарности с далекими и близкими соотечественниками и единомышленниками вырывают Б клала Лайпанова из рутинной среды, поднимают его на высокий пьедестал, формируют исключительные качества лидера национального и правозащитного движения. Сегодня и национальное карачаевское, и интернациональное правозащитное движения переживают в России далеко не лучшие свои времена: кризис, спад активности, сужение социальной базы, отчаяние и страх изверившихся людей, снова готовых покориться авторитарной системе и жить по принципу «лишь бы не было хуже - лишь бы не было войны» - всё это размывает почву, наполняет неизбывной горечью правды слова, начертанные на новых нагрудных значках, заказанных к 2003 году Обществом «Мемориал»: «Сталин умер полвека назад, а в России снова окаянные дни».
В «окаянные дни» трудно быть «вождем и трибуном», лидером национального движения, едва пульсирующего последними истекающими надеждами. Трудно говорить в пустоту.
Но пока голос Билала Лайпанова, обретая стальную твердость категорических императивов, серебряную нежность искренней любви к своей Родине, заполняя грозящий образоваться духовный вакуум, разрывая пустоту и находя хотя бы отдаленное эхо в пространстве Кавказских гор, звучит с трибун столичных и международных конгрессов и конференций, со страниц московской и зарубежной печати, окрашивает политические статьи цветами и мелодиями высокой поэзии и придает лирическим стихам кристальную четкость политических деклараций, - до тех пор исторический шанс и Карачая, и всей России еще не утрачен. Это шанс на развитие демократии, на завоевание свободы, на защиту национального и личного достоинства каждого народа и каждого человека. Можно найти немало высоких эпитетов, которыми удалось бы справедливо и точно (а может быть, и не всегда справедливо, и не очень точно, ведь, как известно, «лицом к лицу лица не разглядеть - большое видится на расстоянье», а нам-то приходится жить и работать «лицом к лицу», остро и болезненно ощущая каждую промелькнувшую тень и даже малейший импульс невольного расслабления или случайного движения в сторону) характеризовать Билала Лайпанова как общественного деятеля, как идеолога государственной автономии Карачая, как защитника прав своего народа и всех репрессированных народов, подвергшихся в прошлом унижению, геноциду или оказавшихся сегодня под угрозой истребления, как энергичного журналиста, редактора и издателя (зеленые тома его «Ас-Алана», доведенного уже до шестого выпуска, никак нельзя не заметить в панораме современного литературного, исторического и политического востоковедения), как человека доверчивого и осторожного, увлекающегося и сдержанного, импульсивного и рационально-расчетливого, горячего, как южное солнце, и холодного, как снега на вершинах Кавказских гор. Но из множества возможных характеристик мне хотелось бы выбрать одну, в которой я абсолютно уверена, - назвать один эпитет, который не имеет своего «противовеса», не имеет противоположного полюса в том сложном целом, какое составляют личность, характер, частная жизнь, общественная, политическая, творческая деятельность Бнлала Лайпанова. Суть этого определения - в слове «фахму». Аллах, Небо, родные горы, великий Кавказ, гордый Карачай, родители, чья строгая любовь стала волшебной колыбелью, и далекие неизвестные предки, почти легендарные родоначальники, - все вместе они наделили маленького мальчика, родившегося в знаменательный космический день 12 апреля, на трудном переломе драматической судьбы многострадального карачаевского народа (в 1955 году - еще в среднеазиатской ссылке, уже на взлете надежд на скорое возвращение на Родину, в муках затянувшейся, запоздавшей, неполной и непоследовательной «реабилитации»), великим даром.
Имя этому дару - талант. Талант самородка, талант поэта, талант человека, нашедшего неповторимые слова (как, откуда? - великая тайна творчества!), чтобы защитить честь, чтобы запечатлеть великую историческую память своего народа, чтобы выразить его боль и надежду, отчаянье и мужество, чтобы сказать:

«Земля и Небо вырастили сына,
Тепло и свет в тебе одном слились.
Твой край тебе - и Мекка, и Медина,
Владей же им и на него молись».

Поэзия Билала Лайпанова - это молитва о свободном Карачае. Прислушаемся же к ней в тишине, подчинимся ее колдовским ритмам, попробуем измерить невесомую алмазную тяжесть, прозрачную кристальную плотность, светозарную энергию каждой рифмы, каждого слова. Откроем книгу стихов карачаевского поэта Билала Лайпанова...

СВЕТЛАНА ЧЕРВОННАЯ, академик Академии художественной критики, доктор искусствоведения